И тут произошло чудо. Ассистент главного балетмейстера Государственного оперного театра позвонил ей и сказал, что хотя весной после просмотра ей было отказано, теперь по ряду причин им удалось отвоевать место стажерки, и оно может быть предложено ей, если, конечно, ее это интересует. Платить ей, правда, не будут даже в случае замены кого-то из труппы в спектакле, зато она сможет тренироваться вместе с труппой и осваивать репертуар.

Она сразу же согласилась и дала себе слово использовать время стажировки для того, чтобы получить хороший постоянный контракт. Это произошло в конце июля. Уже через две недели она приступила к тренировкам, вскоре начались и репетиции.

А потом она встретила Дамиана.

3

Она прошла пешком от театра до площади Хакешер Маркт и около половины пятого добралась до Хакеше Хофе. Уже смеркалось. В этом театре она никогда не бывала и ничего не знала о нем, но, увидев рядом кассы предварительной продажи билетов, спросила, куда идти, и кассирша ей рассказала.

Вход в театр она нашла легко. Пробираясь между ящиками пива и минеральной воды, сложенными прямо на дороге, поднялась по изогнутой лестнице.

Валери, танцовщица из Лейпцига, два года уже работавшая в балетной труппе Государственного оперного театра, посоветовала ей сходить сюда. Недавно они заговорили о балете, запланированном в Театре немецкой оперы на следующий сезон: «Танго-сюите» Джона Бекмана 16 . Из чистого любопытства Джульетта просмотрела видеозапись фрагментов более ранней постановки. Музыка привела ее в восхищение, ей захотелось узнать о танго побольше. Но в ее окружении никто ничего о танго не знал.

– Если хочешь узнать о танго, пообщайся с кем-нибудь из аргентинской труппы, приехавшей сюда на гастроли. Они сейчас танцуют в каком-то театре. Насколько я знаю, репетируют спектакль и осенью покажут его. Не пойму только, почему эта музыка кажется тебе трудной?

– Не трудной, – возразила Джульетта, – странной. И потом, по-моему, пытаться танцевать под музыку, о которой ничего не знаешь, просто смешно. Ты разве так не считаешь?

– Да что интересного можно узнать о танго? Музыка мачо. Чувственная до омерзения и страшно грустная.

– Я тоже так думала раньше. Но эта музыка совсем другая. Напоминает джаз. Совсем не похожа на танго. Ты слушала хоть раз?

– Нет, и не собираюсь. В конце концов, спектакль ставится у них, в Театре немецкой оперы, а не у нас, в Государственном оперном.

Джульетта отметила про себя лексику прошлых лет. У них! Интересно, когда-нибудь это изменится?

– Как они называются, эта труппа?

– Танцовщики танго? Понятия не имею. Но могу узнать, если хочешь. Завтра скажу.

Вечером на автоответчике Джульетту ждало сообщение:

– Ну, слушай: они называются «Неотанго». Репетируют по вторникам и пятницам в театре «Хамелеон» на Розенталерплац. Такой театр-кабаре во двориках Хакеше Хофе. Спроси Дамиана. Он говорит по-немецки, хотя сам аргентинец. Ах да, поговаривают, он красавец. Так что осторожней, милочка, с этими латиносами никогда не знаешь наверняка… да еще танго, вау! …хм, да, да… чао-о-о.

О последнем замечании Валери в ту пятницу она даже не вспомнила. Заранее никак себе этого Дамиана не представляла. Даже не знала, сколько ему лет. Словосочетание «танцовщики танго» не пробуждало никаких приятных ассоциаций. В этом Валери была совершенно права. В танго есть что-то грязное, плаксивое и одновременно фатовское. Так что она была готова к чему угодно, кроме той встречи, которая ее ожидала.

Створки двери с легким скрипом подались назад, и она вошла в фойе. Никого не было. У стены стояло несколько кресел. На одном лежали пальто, темно-красный шелковый шарф и черная кожаная перчатка. Рядом – пара модных полуботинок с тупыми носами. Начищенных до блеска. На другом кресле лежала спортивная сумка с серым шерстяным свитером и джинсами. Под креслом валялись стоптанные кроссовки.

Джульетта двинулась через зал и на полпути вдруг услышала музыку. Она остановилась и прислушалась. Легкий намек на то, что должно случиться дальше. Музыка звала танцевать. Джульетта прикрыла глаза, пытаясь представить, как бы сама танцевала под эту музыку. Но странным образом ничего не почувствовала, кроме сильного желания танцевать – без малейшего представления, как именно. В музыке было что-то тяжелое, совершенно невыразимое в танце. Она ощутила приток энергии, полностью лишенной четкого направления. Сквозь музыку прорывалось что-то африканское – ритмическая монотонность заклинания, вводящая в транс. В ней таилось настроение, вызывавшее у Джульетты растерянность. Балет ориентирован на внешнее восприятие, он рационален, воздушен. А эта музыка показалась ей обращенной вовнутрь, пропитанной рефлексией, иррациональной, но при этом изначально естественной, природной словно мотыга. Она несла утешение. В ней было что-то от Дворжака, Рахманинова 17 , что-то от цыганской музыки. Какое-то природное волшебство, присущее многим венгерским и русским народным песням. Но и это еще не все. Впрочем, потому она сюда и пришла. Хотела знать, из чего сделана эта музыка.

Войдя в зал, она это увидела. Одну из возможных трактовок. И зрелище удивило ее. Не своей необычностью, хотя и было несколько необычным, а, напротив, тем, что казалось совершенно естественным. У нее возникло странное ощущение, будто ей удалось доказать нечто, чего она прежде даже не предполагала.

Перед сценой, в освобожденном от кресел партере, танцевали двое мужчин.

Похоже, они работали уже давно – футболки промокли от пота. Они были разного роста, оба в темных брюках на подтяжках. У более высокого на щеках пробивалась щетина, местами тронутая сединой. Хорошая фигура, хотя, пожалуй, слишком мускулистая для танцора классического балета, но мышцы развиты гармонично, а линия позвоночника прямая и красивая. У второго были длинные темно-каштановые волосы, разделенные на прямой пробор и собранные сзади в конский хвост. Он обладал более тонкой конституцией и рядом со своим атлетически сложенным партнером казался едва ли не хрупким. Его движения были сильны, но сдержанны. Скрытая в них энергия заставила Джульетту остановиться. Изящный теснил атлета. Они не касались друг друга, просто выполняли одни движения в зеркальном отражении. И это только подчеркивало разницу между ними. Тонкий двигался с грацией дикой кошки. Атлет противостоял ему самим фактом присутствия своего тела.

Джульетта присела на один из мраморных столиков, расставленных вдоль стены, и молча следила за действом, разворачивавшимся у нее перед глазами. Кроме этих двоих, здесь, кажется, никого больше не было. Театр, похоже, знавал лучшие времена – несмотря на свисающие куски кабеля и полинялые стены, он сохранил определенный шарм. У противоположной стены угадывались очертания стойки бара. В торце была сцена, скрытая темно-красным бархатным занавесом. И хотя потолочные панели почти полностью обвалились, набор укрепленных на потолке сценических прожекторов по-настоящему впечатлял. К стулу возле занавеса коричневой липкой лентой была прикреплена видеокамера, нацеленная на площадку перед сценой, где танцевали мужчины. Красная лампочка горела, и значит, камера работала.

«Я вбежала прямо в кадр», – подумала она. И почувствовала смущение. Ворвалась в зал, без всякой предварительной договоренности, даже не спросив разрешения. Танцоры репетировали, а она уселась и таращится на них. Но встать и выйти теперь показалось бы еще более странным. Изящный танцор заметил ее. Бросил быстрый взгляд. Лицо его казалось серьезным, недружелюбным, даже недовольным. Хотя, возможно, было просто сосредоточенным. Нет бы подождать снаружи и постучать, после того как смолкнет музыка, а не врываться в зал в разгар репетиции!

Но сейчас она уже здесь – замерла на столике, не сводя глаз с танцоров. По своему опыту она знала, что чувствуешь, когда во время репетиции появляется неожиданный зритель. Поначалу это немного мешает, но потом, напротив, подстегивает как-то совершенно автоматически. Она с любопытством следила за движениями танцоров и слушала музыку.