Он поднял брови.

– Я слышал об этой вещи, но ни разу не видел.

– А вы сейчас танцевали… танго?

– Разные люди ответили бы по-разному.

– Но хотя бы музыка – танго?

– И на этот счет есть разные мнения. Дамиан расскажет лучше, чем я.

– Как называется эта вещь?

– Музыка, под которую мы танцевали, или вся опера?

– Опера?

– Ну да, Дамиан называет ее опереттой. Маленькая опера. Это был отрывок. Музыка называется Escualo. Автор – Пьяццола 22 . Ты знаешь испанский?

Джульетта покачала головой.

– О чем ты думала, слушая эту музыку? – спросил он.

– О шершнях, – не задумываясь ответила она.

– Совсем не плохо, – согласился Лутц.

– А что такое Escualo?

– Акула, – ответил он. – Мне нужно наверх. До скорого.

Проводив его взглядом, пока он шел через зал, она села.

Потом подняла глаза к балкону. Увидела спину Чарли, склонившегося над каким-то аппаратом. Рядом с ним опирался о перила Дамиан, глядя вниз, на нее. Встретившись с ней взглядом, он скрестил руки, не меняя выражения лица. Джульетта почему-то не сомневалась, что все это время он наблюдал за ней, и только когда появился Лутц, повернулся к нему.

Джульетта встала, медленно подошла к столику, на котором сидела сначала. Взяла свою сумку и вышла в фойе. Быстрым шагом пересекла его и вдруг побежала: вниз по лестнице, через двор, до самой Розенталерштрассе, остановила там первое же такси и прыгнула внутрь. Обычно днем она не пользовалась такси. Но сейчас вдруг захотела почувствовать себя в безопасности. Казалось, она переплывает озеро или море, из глубины которого в любой момент может всплыть нечто неведомое и схватить ее.

Хуже всего было то, что сама она не могла дождаться, когда это наконец произойдет.

4

Вопрос, что она предпочитает на ужин, говядину или цыпленка, вывел ее из задумчивости. Она выбрала курицу, хотя еще не чувствовала голода. Когда алюминиевая плошка с заказанной едой оказалась перед ней на столике, аппетит улетучился совершенно, и она ограничилась лишь небольшим кусочком хлеба с маслом и солью. Потом попробовала «фруктовый салат» – смесь неведомых корешков желтого и оранжевого цвета в сладком студенистом соусе. Осилив всего три ложки, она с отвращением накрыла поднос развернутой салфеткой и заказала томатный сок.

Снаружи было еще светло, хотя ее часы показывали девять вечера. Маленький самолетик на экране только что пролетел Иберийский полуостров и готовился углубиться в Атлантический океан. Джульетта попыталась представить, как растягивается время, когда летишь на запад. Строго говоря, никогда нельзя утверждать, что стрелки показывают точное время – ведь за каждые два-три часа полета время уходит на час назад. Она смутно припоминала взаимосвязь между временем и скоростью: время течет тем медленнее, чем быстрее движется в пространстве воспринимающий его человек, и значит, если двигаться достаточно быстро, то теоретически можно оказаться и в прошлом.

А именно этого ей и хотелось сейчас больше всего на свете: закрыть глаза, пролетая сквозь мерцающее ускоряющееся пространство, и вернуться в тот день, 24 сентября. Вот она вышла из такси на Гзовскиштрассе, где находится ее дом, поднялась по лестнице, вошла в квартиру, бросила в угол сумку и включила на полную громкость «You've got the power» 23 . Пошла в ванную, стянула джинсы, пуловер, майку и приняла горячий душ. Потом в тренировочных штанах и футболке, с мокрыми волосами танцевала босиком в гостиной, нажав на проигрывателе кнопку повтора, потом выудила из керамической вазы возле дивана киви, очистила его и, громко подпевая, уселась в кухонном уголке на стул. Ей хотелось с кем-нибудь поболтать, но, позвонив по трем номерам, она каждый раз нарывалась на автоответчик. Хотя и сама толком не понимала, почему ее так тянуло позвонить подругам. Да нет же, совсем не тянуло. Лучше куда-нибудь сходить, встретиться с Арией или Ксенией где-нибудь в кафе, выпить вина и танцевать до полного изнеможения. Она упала на диван, зажав между плечом и ухом трубку мобильного, а половинку киви – во рту, держа в левой руке журнал-афишу. На мобильном у Ксении тоже был включен автоответчик. Ария, ее старая подруга из Целендорфа, работавшая теперь в Министерстве печати и часто сопровождавшая зарубежных гостей, сняла трубку.

– Сегодня вечером не могу. Я сейчас с группой из двадцати тоголезцев на пути в Потсдам. Мы вернемся не раньше одиннадцати.

– Черт.

– Что-то случилось?

– Да нет. Просто хочется куда-нибудь сходить, а никто не может.

– Если вернусь пораньше, позвоню. Куда сходим?

– Без разницы. В «WMF» 24 или еще куда-нибудь.

– Я позвоню попозже, ладно? Сейчас не могу. Пока. Она бесшумно положила трубку на тумбочку возле дивана и принялась разбирать шкаф. Бросила взгляд на часы. Скоро шесть. Раньше семи, даже половины восьмого, домой никто не вернется. Прекрасная возможность разобрать одежду, принять нормальную ванну, сделать маникюр, вымыть волосы и посмотреть по телевизору «You've got the power» 25 .

Она стояла в трусиках перед диваном, разглядывая вываленные на него вещи: блузки, пуловеры, рубашки, брюки, разодранный полиэтиленовый пакет, из которого торчат черные нейлоновые колготки. Отдельно лежит совершенно убойное боди, которое она как раз собиралась примерить, и тут раздался звонок. Она быстро натянула майку, пошла к двери, сняла трубку домофона. Это может быть только отец. Только он иногда появлялся без предупреждения.

– Да. Пап?

– Сеньорита Джульетта. Это Дамиан.

Чувства, охватившие ее в это мгновение, останутся в памяти до последнего вздоха. В ужасе закрыв лицо руками, она на несколько секунд замерла, а потом, так ничего и не сказав, уверенно и спокойно нажала кнопку. У нее оставалось меньше минуты, чтобы подумать, правильно ли она поступила, одновременно запихивая в шкаф сваленные на диване шмотки, закрывая дверцы и снова открывая их, чтобы вытащить свитер, натянуть его сверху на майку, потом еще раз – чтобы схватить брюки… Но какие? Джинсы!.. Помчаться в ванную и успеть еще бросить быстрый взгляд на себя в зеркало, выдавить в рот немного зубной пасты и тщательно прополоскать… Потом вдруг рассердиться – да как он посмел ни с того ни с сего сюда заявиться! – удивиться, как быстро он нашел ее, спросить себя, чего ему от нее надо, хотя вообще-то ей совершенно очевидно чего, и она сама тоже этого хочет, да еще этот страх, эта нервозность – как так, пустить чужого человека в свою квартиру! Потом снова звонок, на этот раз у входной двери, и она пошла, чтобы открыть ее, но сначала собралась было поставить другую музыку… Нет, все равно, пусть остается эта, а то подумает, что она хочет что-то приукрасить, последний взгляд в зеркало – достаточно ли хороша? И пока все это проносилось в голове, она успела еще вспомнить бабушку, ее слова о родителях, то есть прежде всего о Маркусе, отце Джульетты. «Маркус красивый мужчина, – сказала она. Ее дочь, мама Джульетты, тоже, по общему мнению, красивая женщина. – Встретить красивую женщину приятно, встретить красивого мужчину – маленькое чудо».

Остальные мысли как-то стерлись из ее памяти. Когда она открыла дверь, у нее перехватило дыхание: бояться следует не его, а себя. Это было чудо. Ей захотелось его поцеловать. Захотелось, чтобы он поцеловал ее. Хотя это было совершенно невозможно. Она совсем не знает его. А он ее – еще меньше. Почему он так самоуверенно улыбается, глядя на нее своими светлыми глазами, то ли зелеными, то ли голубыми, о которых ей наверняка известно только одно: она не может от них оторваться.

Внешность Дамиана не так-то просто классифицировать. Он не похож на латиноамериканца. Ни смуглости, ни темных волос. Кожа, напротив, светлая до прозрачности. Или все дело в его бровях, более темных, чем волосы? Может, у нее в голове слишком стереотипный образ латиноамериканца? Он примерно на голову выше ее, около метра восьмидесяти пяти. Его фигура, еще в «Хамелеоне» поразившая ее изяществом, теперь скрыта плащом. Она очень хорошо помнила его грациозный и одновременно мужской торс, обтянутый мокрой от пота белой футболкой. По его фигуре невозможно догадаться, что он танцор. Но каждое движение – даже самое небрежное и легкое – ритмично и музыкально.